– Да, такое случается.
– Или… или, может… это потому, что он мне не настоящий отец?
– Как не настоящий?
– Ну как же он настоящий может быть, он же вымышленный. А где-то же и настоящий отец должен быть… мать мне про него ничего не рассказывала…
– А мать что говорит?
– А мать умерла, когда мне пять лет было. С тетушками-бабушками остался. Вы не думайте, у меня как-то даже и попереживать не получилось… ну… в пять лет не понимаешь же ничего…
Психолог кивает.
– Так вот… не знаете… с чем это может быть связано… что из меня будто всю кровь высослаи?
– Молодой человек, вам сколько лет?
Кусаю губы. Так. Началось. Сколько лет, номер полиса, группа крови…
– Шестнадцать.
– Ну вот. Вы сколько по миру мотаетесь?
– В смысле?
– Ну, вот в этом месяце сколько перелетов у вас было?
– М-м-м… до фига.
– А на неделе?
– Четыре вроде.
– Вот. Четыре авиаперелета. И еще куда-нибудь в тропики, да?
– Думаете… подцепил чего?
– Да нет. Вы хоть понимаете, что значит из зимы в лето вот так махнуть? Взвалили вы на себя много… то он фабрику организует, то больницу, то еще чего… Хоть бы подучились где сначала, на экономическом или где. Это же не просто так люди образование получают. Так что мой вам совет, кончайте вы это дело… ну, не кончайте, ну обороты сбавьте… это же только в сериалах красивых всё так хорошо, утром встал герой, сел на самолет, полетел в Бразилию, на следующий день в следующей серии встал, поплыл в Америку… и не устает, и не болеет, и ничего. А вы же живой человек все-таки… а не персонаж на экране.
Киваю.
– Много еще чего у вас будет. И обманывать будут, и обсчитывать, и жулики слетятся, как мухи на мед, и вообще… вот вам сколько лет?
– Так шестнадцать же.
– Вот ничего, что воплощать друзей своих воображаемых с восемнадцати можно? Дождетесь, штрафовать начнем… парень, ты пойми, это жизнь прожить надо, чтобы решать, кого выдумывать, кого нет… вот так монстра своего подкроватного в жизнь пустишь, и чего потом? Как в фильме этом… не помню… комедия какая-то была…
Поднимаю колючки. Распушаю хвост.
– Я своего отца обратно не развоплощу!
– И не надо. Вы только не выматывайте себя так… дело-то серьезное…
– Об этом и речи быть не может.
Мне кажется, я ослышался. Я таким своего отца не представлял, я его другим представлял. Ну не мог мой отец сказать – и речи быть не может. Это тетушки-бабушки какие-нибудь. Не отец.
– Но пап, я…
Отец повторяет. Холодно. Жестко. Не улыбается, первый раз вижу, чтобы отец не улыбался.
– И речи быть не может. Еще не хватало, чтобы от тебя рожки да ножки остались.
– Но…
– Я сказал. Все, все, и речи быть не может.
Понимаю, что и правда речи быть не может. Не умею я отца уговаривать. Не умею. Если бы он каждый раз говорил – нельзя, я бы знал, как к нему подступиться, уговорить, ну па-а-ап, ну пожа-а-алуйста, и когда с ним заговорить лучше, после завтрака, когда он новости в Интернете смотрит, или вечером в воскресенье…
А тут не знаю я, как подступиться… а подступаться надо, там все-таки люди гибнут.
Там.
В Пакистане.
Смотрю на фотку девчонки в покрывале, это она мне написала, просила помочь, у них там дом был, а теперь дома нет, разбомбили, а братику лечение нужно, а больницу тоже разбомбили…
И какой я к черту посол доброй воли, если я туда не поеду…
Сажусь в машину.
– Давайте… в аэропорт.
Водитель недоверчиво косится на меня.
– Вам же отец…
– …разрешил.
– Да?
– Да. Давайте…
Хочу добавить еще что-нибудь, не добавляю, чтобы себя не выдать. Не умею я врать. Не умею.
Подхожу к самолету, почему у меня так подгибаются колени, почему…
– Пройдемте с нами.
Оторопело смотрю на полицейских.
– А что я нарушил?
– А то сами не знаете.
– А у меня загран есть.
– Очень рады за вас. Пройдемте.
– Отца своего… вы придумали?
– Я.
– Он у вас олигарх, так?
– Ну…
– Богатый.
– Очень.
– А не скажете, чем он занимается?
– М-м-м-м…
Пол уходит из-под ног. Понимаю. Попался. Так попался, что мало не покажется. Об этом-то я и не подумал, то есть, как, то есть, совсем не подумал. Ну, богатый, и богатый, что, людей богатых, что ли, не бывает…
– Машины… продает.
– Это вы сейчас придумали.
– Ну да.
– А ведь никакими машинами он в жизни не занимался. Как вы думаете, по чьей милости война в Пакистане была?
– Он, что ли, устроил?
– А то кто же… махинациями своими… Очень удобно, весь мир кровью затопить, а потом руками сыночка исправлять все…
Холодеет спина.
– А… что делать теперь?
– Нет, вы на него посмотрите… Как в шестнадцать лет отца себе выдумывать, так это мы пожалуйста, а как за поступки свои отвечать, так мы маленькие еще…
Краснею.
– Серьезно… маленький еще…
– Ну, маленький не маленький, а исправлять все равно тебе придется… что ты думал, не шутки же…
Понимаю. Не шутки.
Думаю, как исправить.
2016 г.
Зеркальные сны
– А мне зеркала сегодня снились… а вы не знаете, к чему зеркала снятся?
Пожимаю плечами.
– Ой, не знаю я… что-то в сонниках не разбираюсь.
– Ой, а я вот тоже не разбираюсь… вот снились зеркала, а к чему, не знаю. А я во сне видела, там катастрофа какая-то случилась, уж не знаю что… и люди все умерли.
Наигранно ахаю.
– На земле все люди умерли?
– Да нет, не на земле… в городе в каком-то… или в районе… и люди умерли, а от людей одни зеркала остались. Я вот так и не поняла, как это, люди умерли, а зеркала остались…
– Да. Странно.
– И потом музей этих зеркал открыли. В память о катастрофе. И туда прийти можно… люди своих родных искали, думали, какое зеркало какой человек… Там даже цветы перед зеркалами оставляли… хлеб… сигареты…
Киваю.
– Поминали умерших.
– Ну и вот… и вроде у меня там сын тоже погиб…
– Ваш сын?
– Да в том-то и дело, что по-настоящему нет у меня никакого сына! А тут во сне так четко все было, вот знаю я, был у меня сын, и он погиб там… и вот хожу, сына своего ищу…
– Интересный сон.
– Это вроде как военные там какое-то оружие испытывали… и от этого люди в зеркала превратились.
– Невероятно.
– Я еще жаловаться хотела… ну, во сне хотела жаловаться, что сына моего угробили… а мне там люди сказали, не жалуйтесь, а то вам военные память сотрут.
– Ух ты…
– Вот… мне это приснилось все, вот чего-то я так волнуюсь…
– Ну что вы, не надо волноваться. Нервные клетки не восстанавливаются.
– И то правда.
– Выдумали тоже. Из-за снов переживать.
– Ой, знаете, я из-за всего так волнуюсь…
– А зря. Мне вообще вчера приснилось, что я в аварию попал… и ничего. Утром встал, на работу собрался, как ни в чем не бывало…
– Ну, вы молодец… я вот так не могу.
– Сможете… я вот тоже не сразу научился… маленький был, фигню какую-нибудь потеряю и реву…
– Вы извините, что я так… время у вас отнимаю…
– Да ничего, ничего…
– Да я же вижу, вы человек занятой… генерал… а я тут лезу… просто вот как это приснилось… и я вот думаю…
– Да не надо об этом думать.
– Вот я тоже так думаю… а на душе неспокойно.
– Да не надо. Успокойтесь. Все хорошо будет. Правда-правда.
Женщина уходит. Делаю пометку в блокноте – получилось.
Из холла поднимаюсь в лифте на третий этаж, где комната с зеркалами. Офицеры уже убрали двух убитых, и цветы под зеркалами убрали, цветы-то зачем, лежали бы, никого не трогали.
Иду мимо зеркал, не слышу, но чувствую их безмолвные крики. Я их знаю. По именам. Всех. Я-то знаю, кто есть кто в отличие от родственников.
– Разрешите доложить…
Оборачиваюсь.
– А чего шепотом подкрадываемся, пулю в лоб хотим?
– Никак нет.
– Вот и я так думаю. Ну чего случилось?
– Заговор.
Рушится мир.
– К-какой заговор?
– Да вот… среди них… – офицер показывает на ряды зеркал, – я тут по датчикам посмотрел… они ауры свои объединяют… вырваться хотят… в мир…
– Где узел объединения?
– Не могу знать.
– А кто может? Я вас на что держу, подкрадываться шепотом, меня пугать? Всё-то вас учить надо… вот, смотрите… пики активности сходятся…
– Четырнадцатое зеркало.
– Оно самое. Полещук Николай Сергеевич… вот он… лидер восстания…
– Это его мамаша сейчас здесь выеживалась?
– Ну…
– И… что с ним делать?
– А то сами не догадываетесь… все-то вас учить надо…
Подхожу к зеркалу.
Размахиваюсь.
Отворачиваюсь, когда осколки хотят ужалить лицо.
2016 г.
Семьсот рэ
Оксана подскакивает среди ночи. Вроде и на работе вымоталась, сил никаких нет, а подскакивает, оглядывается, так и есть, телефон…
